MIGHTYCROSS |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » MIGHTYCROSS » that awkward moment » Темнее ночи
Темнее ночи | ||
| ||
Мидгард | незадолго до битвы с Мстителями | Сигюн, Беззубик |
● сюжет ● | ||
Во времени и пространстве сплетаются паутиной и расходятся в стороны параллели одной и той же жизни. Один вздох, один шаг, и все изменится кардинально, пустив от этой точки пересечения десять новых вариаций жизни одного человека. В выборе своего пути все равны, но что было бы, если заглянуть в одну из недоступных взору линий, туда, где ты сделал другой выбор? | ||
Отредактировано Toothless (20.05.2016 17:45:53)
Свет больно ударил по глазам, привыкшим к полумраку, и он нервно прищурился. Пришлось потратить несколько ценных мгновений, чтобы адаптироваться и сделать шаг вперед уже уверенно. Она спала, дыхание было ровным, четким, не громким, но в измученный разум даже этот тихий звук врывался набатом. Судорога прошла по мышцам лица, скривился рот, и мужчина замер на месте, насторожившись. Нет, померещилось, всего лишь сова ухнула в лесу, но трудно было после всего произошедшего с ним за этот год не видеть в каждом шорохе - угрозу, в каждом существе – врага. Даже на девушку, что спала сейчас в постели, он не мог смотреть без подозрительного прищура – много времени минуло, как знать, что теперь царит в ее мыслях? Ей достаточно лишь закричать, и сбегутся слуги, что, конечно, ему не помеха – он легко убьет их всех, но лишний шум так отвратителен сейчас, когда картина так прекрасна – спящая принцесса и злой чародей, в сказках об этом написали бы так. Но спасибо, Отец, что избавил меня от необходимости ехать за ней в Асгард, с усмешкой промелькнула мысль, обращенная к кому-то, кого здесь не было. Чем дольше он, не тревожа сна, стоял и смотрел на ее безмятежное лицо, тем отчетливее становилась картина паники, охватившей Ванахейм. Ненавистная Фрейя, чьи слезы по исчезнувшей дочери грели его душу из грез так же жарко, как будь они наяву. Заносчивый Ньерд, яростно выставляющий Одину претензии за сына, который даже не сын. Подумать только, и всего этого вы, мадам, и вы, месье, могли бы избежать, всего лишь не заартачившись в тот день, когда копье, символ власти, было передано мне, Локи, сыну Одина – а на деле Лафея – Фриггой, Царицей Асгарда. Я возвел бы ваше дитя рядом с собой на трон, назвав царицей, и мы все жили бы долго и счастливо, разве нет, о, златокудрая Фрейя? Но нет, вы предпочли счесть меня недостойным, прилюдно унизить отказом – конечно, вы сослались на старые договоренности, но мы то с вами знаем, что вам обоим тошно было представить полукровку мужем своей распрекрасной Сигюн. За ошибки надо платить, - губы мужчины разошлись в широкой торжествующей улыбке, но в холодных, как лед, голубых глазах нельзя было не заметить тень, так похожую на безумие. Тонкие сильные пальцы крутанули золоченый скипетр с ярким камнем в навершие, после перехватили его удобнее, и Локи мягко, как дикая кошка, с пятки на носок ступая, подошел вплотную к резной кровати с балдахином, на которой в объятьях сна покоилась ванахеймская принцесса.
Он не хотел ей зла, отчасти, именно она оказалась волшебным якорем с того света, не дававшим ему полностью рухнуть в пучину боли, отчаяния и ярости. Часто спасали воспоминания о том, как они гуляли по берегу залива, обмениваясь мыслями, подчас даже споря там, где их восприятие мира не сходилось воедино, как она смеялась над историями из юности Тора, где добродушный, но глуповатый братец часто влипал в неприятности из-за своей вспыльчивости. Но сейчас, по прошествии целого года, даже она была ему врагом. Нет, могла быть врагом, и он не имел права об этом забывать.
- Сигюн, -позвал он достаточно громко, чтобы услышала она, но недостаточно, чтобы все вокруг. – Проснись. – Но стоило глазам девы открыться, ее встречало ото сна бледное, измученное лицо друга, выражающее крайнюю степень решимости, и жезл, острым краем касающийся груди. – Твое сердце принадлежит мне, - холодным тоном сообщает ей гость, это не утверждение даже, это приказ. – И ты пойдешь со мной, собирайся.
Он сам не знает точно, зачем это делает. Год назад, в начале, он прежде всего хотел подружиться с ней, она нравилась ему, даже больше.
Потом – сорвать свадьбу, не только, чтобы досадить брату, но и не потерять шанс завладеть той, что мила.
Потом – яростная надежда, которая безжалостна была растоптана Ньердом и Фрейей.
Потом – бешеная злость, чувство унижения, толкавшие к отмщению, и она могла быть одним из инструментов мести.
Потом, в плену читаури, он думал о ней, как о спасении, хотел видеть рядом.
А сейчас? Вот она, рядом, протяни руку – коснешься. Но, глядя в ее прекрасное лицо, в нем сходились насмерть два противоречивых чувства: ее удивленные очи, нежные губы, тонкий стан вызывали желание обнять и забыть обо всем, но каждый раз, как он был готов на это, перед глазами вставали лица ее родных, что отказали ему в весьма благочестивом намерении, для них существовал только Тор, и куда же ему тягаться, в который раз, с невообразимо великолепным братом. И в эти минуты Сигюн становилась из желанной женщины орудием отмщения. Как удачно, что именно сейчас я могу это совместить, забрав ее с собой. Я отниму ее у вас, и верну себе, и вы ничего не сможете с этим поделать, а если сможете – или когда сможете, - будет слишком поздно. Хорошего дня вам, господа, вновь усмехнувшись диковатой ухмылкой, он уверенно протянул девушке руку. Скипетр читаури, что был вручен ему недавно, содержал один из камней бесконечности, давая владельцу возможность подчинять себе разум и душу других, не давая им возможности противиться приказам. Локи уже успел опробовать "подарок" и нашел его прекрасным, а потому сомневаться в его воздействии сейчас не находил смысла. Никто не смог - не сможет и она.
[AVA]http://s19.radikal.ru/i192/1605/e4/70aaa654edbb.gif[/AVA][NIC]Loki Laufeyson[/NIC]
Отредактировано Toothless (20.05.2016 17:40:13)
День прошел насыщенно, хотя и не так, как мог бы. Именно сегодня Фрейя, как на беду, оказалась втянута в бесчисленные дебаты по поводу договора с Асгардом. Кто-то считал, что самовольство жениха и невесты нельзя считать достаточным условием для расторжения помолвки, Сигюн даже поименно знала, кто, а кто-то, напротив, утверждал, что, коли Один дозволил сыну так вильнуть хвостом, значит, его проблемы, а Ньерда пора вернуть. Но были так же и те, кто молчал, но слушки ходили, что они винят Сигюн и Фрейю. Мол, младший принц был готов исполнить уговор, но именно они воспротивились, хотя вина Сигюн была спорной – она ведь тогда и слова за, и слова против сказать не успела. Все, о чем попросила, так это один раз в ту минуту Локи – не гневаться на отца и мать. Хорошо ей помнились потемневшие глаза его, ужесточившиеся черты – друг был в гневе, и осудить его она не могла ни тогда, ни сейчас, ибо отец и впрямь высказался вопиюще дерзко. Но и отца винить тоже не могла, замкнутый круг выходил. На самом деле, она часто вспоминала те дни, с затаённой печалью или светом радости, но отпустить совсем была не в силах. Часто вспоминался ей и Локи… она знала его добрым, заботливым другом, предугадывающим подчас ее желания или сомнения. С ним только и могла без утайки всем поделиться, поведать, как на духу, и выслушать ответ, лишенный, как казалось, предвзятости. Ей не хватало этих прогулок по берегу залива или посиделок в беседке у воды, когда можно было просто положить голову ему на плечо и смотреть в синеву вод, думая о чем-то своем. У младшего из принцев была тогда та редкая деликатность, которой не хватало даже Фрейе, - он никогда не заставлял ее отвлекаться от этих потаенных мыслей просьбами о них поведать.
Сегодня ей снился один из повторяющихся часто за этот год снов: она вместе с принцем прогуливается вдоль берега. Но Локи не такой, каким должен бы быть – его кожа мертвенно-серая, даже в синеву, а глаза кажутся пылающими угольками. Он не ласков и добр, но язвителен и грозен, а речи его резки и неприятны. Этот сон мучает девушку, не принося облегчения, и то и дело она недовольно сопит, вздрагивает или морщится сквозь сон. Поэтому и не слышит даже едва уловимого шороха, и отчетливого стрекотания цикад за открытым окном. Но голос принца услышала даже сквозь тяжелый кошмар. Глаза медленно открылись, бирюзовые очи скользнули по комнате. Все было привычным, только темная фигура у постели оказалась внове. Девушке пришлось прищуриться, чтобы узнать в госте… своего друга?
- Локи? – недоверчиво и удивленно шепчут губы, и она начинает садиться в постели, когда ровно меж грудей ее тела касается странный жезл. Взгляд ван медленно перемещается на пульсирующий яркий камень, она не понимает, что происходит. Но слова мужчины вынуждают резко, почти испуганно вскинуться: что они значат? Принадлежит ему? Но он не муж ей…. Но в этот момент странный жар растекается от металлического скипетра по груди, расходясь далее по телу. Это похоже на неведомый афродизиак: дыхание учащается, появляется волнение, пересыхают губы. На коже выступает испарина, и девушка медленно соскальзывает с постели, не видя даже иного желания, кроме как исполнить его волю. Короткие сборы, небольшая сумка, и нежная ладонь ложится в его руку. От ощущения прикосновения холодной шероховатой кожи ван снова бросает в жар. Она непроизвольно облизывает губы, обращая к мужчине взгляд, полный теплоты и страстного желания.
- Как пожелаешь, любимый! - глухо звучит ее голос, взволнованно. Но разум девы точно в ловушке, она не может понять причину столь внезапного нервного возбуждения. Локи всегда был ей приятен и симпатичен, но разве есть право говорить о чувственной любви к нему, а не дружеской? Разве, склоняя голову тогда к его плечу, слушая, как бьется его сердце, разве испытывала она волнительное желание ощутить его объятья крепче, прильнуть к устам? Возлечь с ним на ложе, предаваясь любовной неге? Такого она не помнила, и хоть рада была его видеть, знать, что жив и здоров, но отчего это жажда немедленно прильнуть к нему? Все слишком странно, слишком, но Сигюн готова с ним пойти, ее сердце хочет этого. А разум недоумевает.
Отредактировано Sigyn (22.05.2016 01:19:11)
Сладко слышать такие слова, и оттого еще отвратительнее ощущать свою собственную в ответ слабость. Не поддаться желанию заключить в объятья, зарыться лицом в душистые волосы, прильнуть к губам долгожданным поцелуем. Мимолетный самообман, искра слабости, и хочется – до невозможности, до побелевших костяшек на стиснутых пальцах, до прикушенной губы, дарующей освежающий и солоноватый привкус во рту. И не потому, что красива. Не потому, что желанна, но потому, что так хочется ощутить тепло, хоть на секунду забыть о мыслях, терзающих разум. Хочется до отчаяния хоть на секунду самообмана почувствовать себя кому-то нужным, кем-то любимым. Знает, что сопротивления не будет, одно движение – и ее руки с радостью обовьют его шею, обнимут, привлекут к ней. И губы не сожмутся в противодействии – она сделает все, что он прикажет, но именно от этого такое чувство приторной мерзости внутри самого себя. Прикажет – вот в чем дело. Легко приказывать, осознавая чары, тем, до кого тебе нет никакого дела, но, если самому хочется, чтобы кто-то конкретный дал что-то по своей воле, тошно от исполненного требования. Она поцелует его, она разделит с ним ложе, если прикажет, но забудет обо всем, как только чары спадут. Держать все время в подчинении, как куклу, вариант, но где-то там, на задворках сознания, охваченного раздражением, он в отношении этой мысли испытывал еще большее противоречие.
Не так давно, а словно вечность назад, сколько усилий было приложено, чтобы стать ей другом, войти в доверие. Никогда и ни ради кого не прикладывал Лафейсон столько усилий и понимал сейчас, что рушит все. Но терпение не безгранично даже у богов, а он устал таиться, снедаемый злобой и обидой. Он готовил ловушку, и она вот-вот захлопнется, но не утерпел, не смог – поддался желанию. Месть сладка, но, сколько не уговаривай себя, что здесь ради отмщения Фрейе и Ньерду, слишком разумен, чтобы попасться и до конца поверить. Как бесценным сокровищем, чем то запавшим в душу и пустившим там корни, - не вырвешь, - хотел завладеть и потому рискнув всем планом, но прибыл. И потому, перешагнув через сомнения, так и не утолил жажду, не поддался, но и руки ее не выпустил, делая шаг назад, потянув ее следом. Так уж повелось, но никогда не был альтруистом, а после прогулки по межмирью, стал еще жестче, еще эгоистичнее. Эгоизм не свойственен только глупцу, а уж глупцом Локи не был, и потому, сотворяя портал, прижимая к своей груди ванахеймскую деву, только усмехнулся. Вспышка синеватого пламени окутала их, и уже спустя мгновение они исчезли там, чтобы появиться здесь. Пригород, роскошная вилла, достойная Царя, не так ли?
В боевом облачении он кажется еще выше и шире в плечах, почти ровня брату. Полы черного жилета из кожи слегка шуршат, соприкасаясь с сапогами при ходьбе, а перевязь тускло поблескивает. Первые рассветные лучи скоро зальют светом горизонт, и он отправится во главе с командой рабов воплощать первую часть задуманного. Но сейчас стоит в густой траве роскошного газона, не беспокоясь о его целостности, - это мидгардцы раболепно любят трястись над такой чушью, - и все еще держит тонкие пальцы ванахеймской принцессы в своей руке.
- Это твой новый дом, - глухо, сломано звучит голос, в котором много новых интонаций, нежели тот, к которому она привыкла. – Ты не станешь покидать его пределы, ибо я того не желаю, но оставлю при тебе слуг, как и полагается царице, - хрипловатый смешок, - чтобы они утоляли любой твой каприз. – Не утерпел все-таки, повернулся, сделав шаг назад, чтобы взглянуть на девушку. В ночном платье казалась она воздушным видением, призраком, чем-то невесомым, нереальным, но стоит лишь сильнее сжать свои пальцы, чтобы почувствовать реальность ее руки. Выставив упрямо нижнюю челюсть, чуть приподняв бровь, ждет непроизвольно одобрения или порицания, забывая, что под властью жезла порицания быть не может. – Тебе нравится, царица? – настойчиво повторяет титул, акцентируя, безотчетно желая прежде всего увидеть ее реакцию – что там будет? Она удивится? Возмутится? Обрадуется или огорчится? - Ты довольна? – фразы радушны, но голос звучит зло. Глупый разговор, и это бесит. Хочет услышать радость, одобрение, удовольствие, и знает, что услышит точно. Так на черта вопросы?! Хочется снять с нее чары, к бездне, и наслаждаться ее вольным мнением, как когда-то. Но он не ждет от нее благодарности за свою выходку, без чар она разозлится, уйдет – уверен в этом. О, медновласая Сигюн, я тебя не могу отпустить, как бы тебе этого не хотелось. Знаю, я не твой принц, не твоих мечтаний воплощение, и ты не хочешь быть здесь, я принудил. Но объяснить я не в силах тебе, что хочу, чтобы ты была здесь. Хочу, чтобы ты меня поняла. Хочу, чтобы ты меня поддержала. И если так, то гори пламенем все Девять миров, я выполню любую твою просьбу. Попросишь пощадить Мидгард – пощажу. Но, думается мне, что так не будет, ты любишь меня не больше, чем собаку, но и она для тебя важнее и нужнее, чем я, не так ли? Твой обожаемый Мидгард будет полыхать, я обрушу на них всю свою ярость, но ты… лишь ты способна их спасти. Я сниму с тебя сейчас чары, повтори мне всего лишь то, что произнесла сегодня в Ванахейме…
- Идем, - жезл лишь на секунду дрогнул в руке, и был опущен снова. Раздражение достигает предела, лицо напряжено, глаза горят, ибо сам себя еще больше взбесил собственными мыслями. Как тошно и отвратительно быть хуже Тора в глазах Асгарда, но стократ отвратительнее ощущать собственную слабость, волнение, порожденное зависимостью от мнения другого существа. Действительно готов обрушить в Тартар весь свой план, вызвать ярость Таноса ради нее? Или это не более, чем красивый блеф для самого себя? И потому так и не воплощается промелькнувшее желание рискнуть, дав ей свободу. Напротив, в раздражении просыпается кощунственная мысль сделать законно своей, пока не противоречит, не спорит. Ну а потом деваться ей будет некуда.
Некуда…[AVA]http://s19.radikal.ru/i192/1605/e4/70aaa654edbb.gif[/AVA][NIC]Loki Laufeyson[/NIC]
Отредактировано Toothless (01.06.2016 14:08:34)
Сигюн логично ждала, что теперь ее обнимут, но ничего такого не происходило; ее рука лежала в его руке, он держал ее бережно, но не привлекал ближе. Искусственно созданная дистанция была девушке совершенно непонятной и казалась неуместной. Ее сердечко колотилось часто, взволнованно, дыхание сделалось чаще, а губы и щеки порозовели, но сама нарушить это расстояние, эту стену, возведенную меж ними, не спешила, хотя и хотелось. Отчасти, в том виноват был жизненный опыт: влюбленные часто выдают желаемое за действительное, что если Локи на самом деле здесь по иной причине, а ей глупо поблазилось, что он может желать того же. Но тут же вмешивался разум, исподтишка шепчущий в задворках сознания, что она ошибается, но не в мотивах Одинсона, а в самой себе. В своих собственных чувствах и устремлениях. Я не могу быть в него влюблена, - воет разум из темноты. – Не могу! Он друг мне, что правда, не отринешь, и я скучала и скорбела, но… но не любила! Ведь путь мой за плечами жизненный не мал, любила, доводилось, и прежде никогда спонтанным не было настолько влечение во мне. Что происходит, отчего сама себе я не хозяйка? Как разгадать? Быть может, дело в том…- но мысль была прервана, ибо ее потянули вперед, и ван пошла, как овечка на привязи. Позволила обнять себя и сама с тихим вздохом к груди его прижалась, смиренно голову склоняя щекой к нагруднику. Глаза прикрыла только, пред яркой вспышкой, и вот уже портал закрылся, а она стоит ногами босыми в траве. Свежая зелень приятно так ласкает кожу, а свежий ветер тело холодит, своею свежестью делясь, и это порождает улыбку чувственных уст.
Но улыбка быстро сходит, стоит лишь, голову подняв, встретиться взглядом с мужчиной. Его лицо напряжено, и кажется, что зло. Измождено, предположила б даже, и в сердце наравне с томленьем вспыхивает жалость, сострадание. Сигюн едва лишь начинает шаг к нему навстречу, чтобы обнять, утешить, но слышит его голос. Он говорит приятно, но каким жестким тоном! Сколько в нем скрытой злобы, от которой тяжко становится на душе, и дева движение прекращает, беспомощно взирая лишь в ответ. Глаза аса полны скрытой борьбы и оттого сияют ярче прежнего, как никогда, воссоздавая тени льда.
- Царица? – удивленно переспрашивает дева, чувствуя, как отчего то вздрагивает нервно телом. И понимает в явь, что стоит в полупрозрачной ночной сорочке, которую к телу так плотно прилепило ветром, пред другом представая в таком виде впервые, и оттого непроизвольно смущение. Но усугубляет его тот хриплый, злой голос, который она слышит, столь не похожий на мягкий бархатистый баритон, привычней ей от Локи. – Как пожелаешь, мой возлюбленный, я подчинюсь тебе, - рождаются слова, ведомые лишь сердцем, которое охвачено волнением и пламенем внезапных любовных мыслей. Но почему же он назвал меня царицей? – не отступает от нее вопрос, засев все там, в глубинах. Царица Фрейя, но не я. Я младше, потому и права не имею на столь высокий титул.
Она следует за ним в дом, переступая порог, озирается по сторонам. Дом огромен и красив, ей нравится здесь все, по ее вкусу, как если бы сама и выбирала.
- Благодарю тебя, мой господин, здесь так чудесно! Ты будешь здесь со мной? – повернувшись к нему, невольно восклицает с надеждой, трепетно ладонью свободной его щеки касаясь своевольно, чтобы лицо его обращено было лишь к ней. Сигюн не понимает, все еще не понимает, зачем он все-таки привел ее сюда, коль не для того, чтобы остаться с нею. Но разум не согласен; для него и это неразумно, ведь Локи прежде к ней тоже чувств иных, чем нежная дружба, не проявлял. Так стало быть, здесь кроется иное?
Нервы, натянутые до предела, не выдерживают, и он вздрагивает. Как нежно звучит ее голос! Мужчина с трудом способен представить себе большую ласку в речи, но это похоже на пламя, расползающееся по обнаженной коже. Мучительно – вот верное слово, чтобы дать характеристику его состоянию сейчас. Она, как сирена, зовущая моряков на погибель, сладкоголосо манит его к себе, протягивая руки, касаясь его лица, чтоб этот яд вернее растекся по венам. Злоба, что царила над ним весь день, не только, но один из многих, отступает куда-то глубже, но оттуда поднимается нечто, не факт, что более безопасное для девушки. Он понимает сейчас брата, который как-то незадолго до свадьбы, устоять не смог, руками потянувшись к невесте. Понимает, потому что сам стоит на краю пропасти, уже носки сапог земли не чуют, и вот-вот обрушится, без надежды на спасение. Сигюн прекрасна, но разве это новость? Ее диковинная прелесть известна в Девяти мирах, пожалуй, точно, но он не клялся бы, что только в них.
[AVA]http://s19.radikal.ru/i192/1605/e4/70aaa654edbb.gif[/AVA][NIC]Loki Laufeyson[/NIC]
Сжимаются беспомощно пальцы, так, что кровавые полукружья остаются на ладонях. А ее рука все еще у его щеки, теплая, нежная, хочется почти по детски закрыть глаза и….снова вспыхивает бешеная ярость. Если б только Танос прознал, что есть истинная слабость ледяного Лафейсона, навряд ли бы помедлил. Дыхание учащено, бег сердца ускорен, а всего и дел, что смотрит на нее в ответ. Что мне тебе сказать, морская дева? Да, Хелль возьми, остаться здесь с тобой – желание из наивысших. Но не останусь. Ты моя слабость, так тянет, что сопротивляться трудно, а все же, во мне ты этим будишь гнев. Ты знаешь, почему? О нет, Сигюн, не знаешь… Но даже уже побеждаемый злобой, не удерживается, поднимает руку и аккуратно отводит медную прядь с ее лица. Проводит указательным и средним, сложенными вместе, по ее лбу. По виску. Соскальзывает на щеку, к подбородку. Поцелуй меня, принцесса. О, поцелуй же меня. Ты никогда меня не целовала прежде, верная невеста, и даже дружески. Я помню, как попытался тогда, на берегу, не удержался, такой растерянной была. Ты говорила мне тогда, что сомневаешься в своем желании невестой Тора стать, а я… размечтался. Я помню, ты ловко отстранилась. Но Тору дозволяла ты поцелуи. Выходит, он тебе желанней? Ярость уже перехлестывает через край, а пальцы замирают на ее плече, касаясь бретели. Рука слегка дрожит, дрожью эмоций: гнев, злоба, зависть, обида, боль, страсть. Их слишком много, и Лафейсон, невольно накрутивший себя сам, сейчас не справляется с этой лавиной. Она окружает его, сдавливает, и глаза становятся почти темно-зелеными. Дева, стоящая рядом, не представляет даже, в какой опасности саму себя оставила такою речью. Такою близостью. Но ныне у тебя есть только я, Сигюн.
- Поцелуй меня, - низким, ломающимся голосом говорит он ей, резко перехватив за запястье и сильно сжав. Это не просьба, это приказ, четкий и яростный. Он сам себя, возможно, проклянет потом с десяток раз за эту дурость, но в этот миг конкретный просто не в силах не приказать ей это. - Поцелуй меня, Сигюн. - повторяет, как будто не уверен, что она услышала в первый раз. И сам опускает ресницы, и тянется вперед, к ней, почти как в тот поздний вечер у берега. Но тогда дева могла отшатнуться, сейчас такого права ей не дано.
Отредактировано Toothless (03.06.2016 01:20:28)
Вместо ответа на свой вопрос она слышит приказной тон, при том, никак не проясняющий для Сигюн ситуацию. Локи не просит, он требует, и она, по воле какого-то неведомого злого рока, не может сопротивляться. У нее не хватает сил почему-то вскинуть голову, посмотреть ему в глаза и уверенно сказать: нет. Я не буду этого делать, потому что это неправильно. Ты мой друг, и я горячо люблю тебя, но как друга, не более того. Мне кажется противоестественной мысль целовать тебя, не потому что ты вызываешь во мне негативные чувства, ты по своему красив и притягателен, но потому, что тогда нашей дружбе наступит конец. Этот поцелуй оборвет ее, чего я не желаю. Но Сигюн может думать о чем угодно, тогда как в реальности ее сердце буквально взбесилось от волнения на эти слова, забившись сильнее, сбивая дыхание. Вот руки ее скользят по его шее, обвивают ее, и дева тянется навстречу. Ее губы мягко, ласково почти касаются его рта, легонько скользнув, но в этот момент рука неудачно соскальзывает на золоченый полумесяц на груди.
Вспышкой возникает видение прошлого. Она и не ждала, и не просила, но этот дар слишком своеволен и приходит лишь тогда, когда считает нужным. Вот и сейчас, как водится, явился незваным, и Сигюн так и не успела коснуться губ мужчины, когда темной пеленой накрыла вспышка видения, вырывая из реальности ровно в той позе, в которой дева находилась, точно заморозив время. Ей привиделся Радужный мост. Тор возвращается с Мидгарда; он разозлен и взволнован, но там, где всегда бдит хранитель врат, полумрак и лед. Она видит Локи… облаченный в боевой костюм, парадный, с мантией и копьем Одина, он выглядит таким важным, но его лицо искажено злостью, гневом и страданием. То, что он говорит Тору, похоже на бред пораженного рассудка. Он обвиняет брата, готов линчевать, но за что? Впрочем, Тор не остается в долгу… Она видит схватку, яростную, озлобленную, точно дерутся не два брата, а два лютых врага. Смотрит и чувствует холод, ползущий вдоль спины. Она словно сама стоит там, за спиной Локи, слыша и видя все, что доступно ему, кроме его собственных чувств и мыслей. И то, что она видит, порождает в ней ужас… В какой-то момент Тор оказывается на грани поражения, и дева испуганно восклицает его имя, не зная, что произнесла вслух, едва слышно:
- Тор…. – как выдох.
Ее губы были так дурманяще близко, что оставалась доля секунды по полной потери реальности. Всегда спокойный, хладнокровный, принц не полагал даже, что может настать время, когда одна единственная особа будет во власти буквально перевернуть в нем все. С таким трепетом ждать этого мгновения, не чувствуя ни дыхания своего, ни сердца, и, готова клятва, был готов забыть все. К чертям читаури, ну кому они нужны вместе со своим Таносом?! Но дева была безжалостнее, чем только мог предполагать. В тот миг, когда уже чувствовал ее теплое дыхание на своих губах, внезапно выплеснула на него ушат, полный льда. Дернулся всем телом назад, а лицо будто заиндевело, только дикие глаза полыхнули полубезумным огнем. В этот миг он не понимал, что делает, не понимал, зачем, все, что царило в нем, это бешеная неистовая злоба, порождённая страшной ревностью. Это чувство и у более правильных способно было исказить восприятие, но и без того расшатанной психике Лафейсона нанесло почти непоправимый удар. Рука взметнулась вверх прежде, чем успел осознать, и громкий, отвратительный звук удара ладони о мягкую щеку, наотмашь, буквально разорвал пространство на части. Удар тыльной стороной, идущий от плеча по дуге, был настолько силен, что буквально отбросил хрупкую девушку в сторону.
В иной бы час пришел в ужас от содеянного, но не сейчас. Слишком мало осталось в рассудке, охваченном эмоциями и замутненном подступающим безумием, сил, чтобы хладнокровно оценить содеянное. И пусть точно самому нож в спину вонзили, слишком неистово был зол. Подскочил, схватил за плечи ее, тряхнул и прорычал:
- Тор? Что тебе Тор, бездумная?! Думаешь, твой милый Тор примчит к тебе на помощь? Он променял тебя на мидгардсскую распутницу, а ты все грезишь?- от скорости говора едва не шипел, но на повышенных тонах, то и дело снова встряхивая девушку за плечи достаточно грубо. Ему хотелось обхватить пальцами ее тонкую изящную шею и безжалостно сжать, но что то внутри пока останавливало от этого. – Пошли! – он рванул ее к выходу, озаренной внезапной идеей. – Подберем тебе платье. Сегодня ты станешь моей женой. – То, что было лишь тенью решения, простой мимолетной идеей, внезапно показалось ему по настоящему подходящим. Законы брака в Асгарде святы, их чтят. Когда эта вероломная названа будет его супругой, ни Тор, ни Один, ни проклятый Ньерд ее отобрать не посмеют, и он, Локи, Царь Мидгарда и Йотунхейма, будет праздновать победу в объятьях достойной жены. А посох позаботится о том, чтобы она любила его так же сильно, как он – ее. Злоба, полыхающая в нем, не позволяла осознать, что станет на это ответом: ему придется вечно держать Сигюн под заклятьем. Но сейчас Локи было даже трудно дышать, от жара, зародившего в миг и пронесшегося по телу, покрылся каплями пота, хотя его, ледяного великана, трудно было заставить броситься в жар.
- Эй! – он окликнул двоих рабов, как раз входящих в дом. – Живо найдите и приведите сюда местного жреца… эээ… священника! – И, продолжая крепко сжимать ладонь девы, вытащил ее на улицу, не дозволяя и на шаг дальше отойти. – Желаешь пир, царица? Иль скромненько да по-соседски? - с силой сжав пальцами ее челюсть, заставил вскинуть голову и смотреть на себя. – Ну говори, я приказываю?! – и в нетерпении едва не отшвырнул, так резко толкнул назад руками, а сам, как взбешенный хищник, круги перед ней взялся нарезать, заложив руки за спину, но то и дело бросая на нее гневный потемневший взгляд. Вряд ли она хоть представляла, что за эмоции сейчас властвуют над ее другом. Он бесновался, едва не срываясь снова на жестокое рукоприкладство, потому что нутро требовало разнести что-нибудь в прах, но, стоило взглянуть на нее хоть искоса, и становилось спокойнее. Девушка казалась ему совсем безвинной, и может, он все это зря?
Но нет!
Нет!
Безвинных не бывает!
Пусть Тора своего зовет - не дозовется. И, назовясь моей, мечтать вольна сколько захочет. Но все иное не под стать я пресеку!
[AVA]http://s19.radikal.ru/i192/1605/e4/70aaa654edbb.gif[/AVA][NIC]Loki Laufeyson[/NIC]
В богине воедино сошлись и разошлись разово два чувства, друг другу противоположные: страх и ярость. Сигюн была далеко не слаба, но она, как всякое дитя, взращенное в любви и нежности, пасовала и паниковала перед агрессией, поскольку попросту впадала в состояние, близкое к ступору. Она и сейчас, глядя в полыхнувшие бешенством зеленые глаза Локи, понимала, что произойдет нечто ужасное, но именно этот осознание сковало ее члены, лишив подвижности, даже речи, все, что смогла в ту секунду богиня, это смотреть широко распахнутыми глазами на взметнувшуюся и приближающуюся руку.
Удар оказался настолько жгуч и силен, что девушку отбросило назад, а из глаз непроизвольно брызнули слезы. Не удержавшись на ногах, она упала на пол, больно ударившись боком о угол кресла, аж захватило дыхание. Горло обожгло обидой на незаслуженную кару, но не было сил даже ругаться, настолько она была в изумлении. Насколько измениться должен был он, насколько потемнеть душою, что стал таким? Ведь прежде от других асгардцев мягкость манер и галантность обхождения его первее всего отличали. Это казалось ей ужасающе диким, и, схватившись за щеку, Сигюн вскинулась, бирюзовые глаза полыхнули гневом и растерянностью, но тут сам Одинсон к ней наклонился, схватив за плечи и встряхнув, как старую тряпичную игрушку. Но не это даже, а его слова поразили ее до глубины души, ван почти в прямом смысле потеряла дар речи. К несчастью, обрести его она смогла лишь позже, когда ее уже подняли на ноги….
- Что? – запнувшись, выдала богиня. – Что ты… да что ты говоришь такое?!! О Торе не печалюсь я, их с Джейн любовь я нахожу достойной, и лезть в нее – да Один упаси! А впрочем, коли б обвинения твои и были справедливы, тебе до дел сердечных моих спросу нет! Люблю я Тора или нет, про то мои заботы! – боль окончательно лишила ее чар, но вместе с тем и разумной осторожности. Она не думала о том, что своими словами раззадорит мужчину еще сильнее, и страдания могут стать только хуже. Нет, об этом ван не думала, ибо пылала жаром пострадавшая щека, оцепенение испуга спало, и ярость захватила власть.
- Какое платье? Речи твои абсурдно смысла лишены, я замуж не пойду! Не собираюсь! И после того, что ты себе позволил…. Пффф…. – она резко замолчала, погрузив пальцы в собственные волосы, сползая ладонями по лицу, закрывая глаза и шумно выдыхая. Только сейчас осознала, что спорит с безумцем, ведь еще прежде подметила, что Локи не в себе, и увидав былое, в том только утвердилась, однако, позабыла напрочь, как обуяла злость. Что толку спорить с нездоровым? Быть может, он и сам не понимает, что творит.
- А впрочем, если ты того желаешь, - тихо произнесла ван, убирая руки от лица и устало опуская плечи, - то я согласна стать твоей женой. Коль это сделает тебя счастливее….
Хотя она и злилась, но все же, как всегда, в ней сострадательность была сильнее, тем более, что на друзей сердиться трудно. Ей все еще, как прежде, было жаль его, тем более, что сейчас счастливее он не казался.
Жена – опора.
Жена – верный соратник.
Жена – та, что единственная из всех служит якорем жизни.
Так повелось в народе, что брать жену силой дурной знак. Нельзя, чтобы за спиной открытой стоял враг. А женщине мало равных в коварстве. Кто как не она умеет обмануть и самый осторожный мужской разум. Притвориться покорной и нежной, чтобы, выждав доверия, вонзить нож в спину. Жена должна быть твоей не по принуждению. По желанию своему. Никак иначе….
Но тумблер ограничителя сломался. Датчики гнева зашкаливало, а Лафейсона штормило. Так кипела ярость, что он не мог и реагировать. Только стоять. Смотреть. Щеки налились кровью. Губы напротив бледнели. Асгардского принца бросало то в холод, то в жар. Наверно, это и спасло женщину от необдуманной расправы под замутненным разумом. В тот момент ее дерзкие речи почти парализовали его. Рассудок «впал в аварию»…
Конечно, это не стало бы таковым надолго. Скоро все предохранители сорвало бы, и одним норнам ведомо, каких безумств натворила поврежденная психика без ограничителей. Но Сигюн как всегда внезапно изменила и тон, и речи. Заговорила спокойнее. Мягче. Покорнее. Конечно, сразу гнева это не лишило. Локи оставался безмерно зол, ибо ее прежних слов не забыл. Но от перехода грани безумия спасло. Он моргнул. Хочу ли я? Кто из этих миров способен дать ответ, чего хочу я. Вновь этот вопрос. В который раз? Устал искать ответ, устал ждать понимания. Истина известна лишь одна. Я знаю, чего я хочу. В том, что лежит на поверхности. Но на самом деле таковы ли мои желания? Вечная погоня за уважением. Силой. Статусом. Обида. Месть. Столько всего сливается воедино…. Чего я желаю, Сигюн? Ты готова потакать всему, что я пожелаю? Такова сила этих чар? Кхех. Забавно.
- Желаю? – еще низким от злости голосом переспросил мужчина. Он прекрасно расслышал ее вопрос. Просто необходима была еще задержка перед ответом, который все еще нужно найти. Рассудок, выныривая из темной бездны, пытался призвать к логике. Но в бой вступило упрямство и упорство, вкупе с «детским» капризом. Широкие брови нахмурились. Отступить сейчас ему казалось признанием поражения. Точно не умеет отвечать за свои слова. А разве это хорошее качество для Царя?
- Желаю. – упрямо выставив челюсть, заявил спорщик. Сверкнул глазами. Протянул руку и властно сомкнул пальцы на ее запястье, потянувшись. После притянул к себе, но не слишком близко. Не для объятий, а задавая вектор движения. И сам двинулся к выходу.
Отредактировано Loki Laufeyson (27.07.2016 16:54:04)
Вы здесь » MIGHTYCROSS » that awkward moment » Темнее ночи
