[AVA]http://savepic.net/7781736m.jpg[/AVA]
[NIC]Hannibal[/NIC]
[SGN].[/SGN]
За спиной еще слышались недовольные крики отчаяния, обращенные в адрес молчаливых и беспристрастных судей военного трибунала, когда Джон Смит покидал зал заседания медленной, но гордой поступью, слыша, как подошва громко отбивает каждую секунду его пребывания в заключении, соприкасаясь с гладким покрытием длинного коридора, ведущего его в никуда. Оскорбления за спиной, к весомому облегчению Ганнибала, начинали стихать, но все еще были полны истинного негодования, пропитывающего каждое честное слово его команды до боли знакомой правдой, в которую не было желания верить: генерал Моррисон убит, матрицы - потеряны, а они становились виновниками произошедшего, будто их инициативой являлась разбойничья вылазка с целью весомой наживы, побужденная алчностью и жадностью их обесцененных душ. Справедливости здесь места не нашлось, как и удаче, которая сулила лишь возможность срезать часть срока за "примерное поведение", что могло показаться гранью безропотной глупости. А ведь с чего началась вся эта кутерьма? С посыла сделать по совести, по чести, то есть так, как полагает истинному рейнджеру по вере Смита. К несчастью, план не сошелся, и ныне бывший полковник отчетливо помнил ту роковую ночь с пугающей ясностью. Казалось, закрывая глаза, Ганнибал мог чувствовать, как его лицо обтекает обжигающая взрывная волна, когда он в попытке укрыть незащищенные глаза и уберечь дыхательные пути от едкого дыма падает на землю, слыша в голове кричащее, стонущее чувство потери, разрывающее в клочья душу неудержимым желанием мести и справедливости - да, он был растерян, но пламя гнева не дало пораженному состоянию продлиться слишком долго. Однако и недостаточно для того, чтобы успеть совершить контрудар - проклятый Пайк ушел, а с ним и матрицы, бывшие единственной надеждой на избежание заранее обреченного суда.
"Мерзавец ряженный, попадись он мне... Этот подонок должен отсиживать срок вместо моих ребят, будь он проклят!" Только что было для экс-полковника пустое обвинение в сговоре с убийцами и предательстве собственных идеалов, когда за всеми этими словами существовала смерть старого друга и верного наставника? Ранящая остро и без предупреждения, она терзала и сливала мысли в один сплошной, не имеющий границы поток мятежности, едва ли ощутимого окружающими горя и беспокойства. Участью лидера Смит оставался силен и немногословен: в его сдержанность хотелось верить, а волей - удивляться, но как друг он страдал за невозможность повернуть время вспять, создать невозможное из пепла погребенного под землей. За то, что не смог предвидеть и избежать лишних потерь, он укорял себя в нынешнем бездействии.  Впрочем, потери никогда не бывали кстати. Да и воины, каким бы они себя не считали, все же оставались людьми, не способными всегда и во всем оставаться впереди... Ведь не бывает такого понятия, как хорошая война, а ныне они ступили на порог не иначе, как войны - за собственную честь, достоинство и жизнь вне четырех стен.
"Однако что же дело? За такую цену, да смириться с неудачей?"

Дождь, омывающий надгробные плиты, не дает ни секунды забыться. Серое небо, непроглядное и скупое, будто предвещающее тучи над головами тех, кто тебе дорог, тяжелеет от бушующего ливня. Не раз замечаешь, холодно усмехаясь, что в такие моменты всегда идет дождь, но после вновь возвращаешься к тяжелым думам. Холостые выстрелы одинокого салюта, едва слышимые за шумом разрывающихся об землю капель, неслышно твердят о цене проступков - быть может, не твоих вовсе, но разве смерти есть до этого дело? Все еще помнишь, как тускло смотришь вдаль, видя печальные, ссутулившиеся образы людей за собой, но не различая их среди общей толпы. Единственное, что гнетет тебя, в чем еще слышишь последнюю волю погибшего - "отомсти, Ганнибал, если сможешь". Взгляд, не полный печали, однако напряжен и беспокоен.
"Он погиб, как и жил - героем", - но эти мысли не дают успокоения, лишь вводят глубже в водоворот, кружа и, будто вместе с холодными струями воды, стекающими с вымокшей до нити формы,  пробуждают, возвращая все к одному - "эта миссия будет завершена любой ценой."

***

Но не такой, нет. Гордость Ганнибала за проявленную его парнями преданность не была равносильна тревоге и смирению - отчего единый суд, глупые мальчишки? Он мог бы стереть пятно бесчестия и краха с их досье, вернуть им хоть немного, но прежнюю жизнь, а самому отправиться отбывать срок в Форте Карсон, отсчитывая десять долгих лет в ожидании, когда накопятся силы найти лазейку и выбраться на свободу - как и обычно против всяких правил. Ведь его сила в стратегии, а время - лучший помощник в том, чтобы вырваться из гнилого чрева, полного пороков и прогнивших, не жаждущих разбора карателей. Команда же помогла бы ему, беглецу, если нашла бы возможным, совершить план расправы. Однако они поступили вовсе не согласно необходимому. Слепая досада наводила беспорядок до сих пор, но не только за гибель Моррисона. Досада за ребят, которые так некстати решили сыграть себя героями: пойти вместе с ним в пекло, когда существовал иной выход.  Абсолютное безумие, стоящее как щедрой похвалы, так и жестких упреков, ныне не имело возможности для отступления. Никто, сказали бы они, не мог гарантировать справедливого наказания и в ином случае, но выбор между десятью годами или становления беглецом казалась слишком скверной перспективой, чтобы делить ее на четверых.
- "Оставь, что ворошить уже случившееся?" - думал мужчина, но тем лишь сильнее хотел посмотреть им в глаза, угомонить пыл вольных умов и, быть может, заставить запомнить хоть этот урок жизни: самопожертвование далеко не всегда разумно и заслуживает поощрений. Сейчас, пусть гордо и вольно, но слишком правильно они согласились на то, чего Ганнибал от них не требовал.
Он просил лишь время на то, чтобы поговорить, но его было так мало. Несмотря на неспешный темп шагов провожатых, было видно, что от секретного отряда хотели избавиться как можно скорее, будучи наслышанными всякого рода баек, которые, впрочем, кто-либо вряд ли мог поставить под сомнения. Ведь их отряд знали, как исполнителей невозможного, специализирующихся на безудержном сумасшествии, и вряд ли каждый из окружающих ныне Смита людей желал рисковать ради своего пребывания здесь. Не каждый верил в слухи, но всякий их побаивался - кто-то больше, кто-то меньше. Однако людям свойственно было опасаться неизвестного.
- Сколько у меня времени? - с решительным безразличием подал голос мужчина, остановившись в проеме небольшой комнатушки, тусклый свет которой освещал лишь длинную скамью, на которой можно было без труда заметить три так знакомых Ганнибалу силуэта. Расслышав неясный ответ, он ощутил, как его подтолкнули вперед, вынудив протянуть вперед скованные руки, чтобы не потерять равновесие. Глупцы! Они даже не догадывались, что внимательный взгляд серых глаз уже проверил их, как и эту комнату на возможность побега - к несчастью, результаты были неутешительны, и Ганнибал, ощущая себя затравленным и загнанным в угол зверем, незаметно подошел и сел на самый край скамьи, по привычке потянувшись во внутренний карман, но тут же вспомнив о том, что, даже будь у него возможность, любимой кубинской сигары в нем все равно не нашлось бы. Желание тут же отпало. Пришлось довольствоваться малым: невозможностью видеть кого-либо кроме его команды - сидящего напротив Боско, опустившего голову в негодовании Красавчика и, казалось, уж вовсе не сломленного, разве что слегка приунывшего Мердока, что уже было плохим знаком.
- Ничего не хотите мне сказать? - недолго сохраняя тишину, произнес Смит, вдруг нахмурив брови и с немым, но явным укором обведя взглядом каждого из собравшихся, - О том, например, необдуманном желании согласиться гнить в тюрьме вместо того, чтобы просить отдельного суда! Каков был ваш план? Позвольте предположить, что у вас его нет.

Отредактировано Jessie (25.04.2016 00:05:20)