Последние секунды отсчета Джессика стояла у самого края крыши, позволяя холодному, встречному ветру развевать свои волосы и охлаждать разыгравшийся задор. В выражении ее лица все более отражалось слепое и сладостное торжество, ведомое лишь тем, кто хоть раз с гордостью шествовал у самого края, не боясь взглянуть в холодную бездну с пугающей отрешенностью и бесстрашием. Сердце, ощущавшее нелегкую победу столь близко, что, казалось, остается лишь протянуть руку и взять, было охвачено судорожным упоением: таким свирепым, будто чужим, искаженным ощущением превосходства, с которым она наблюдала последние мгновения существования автомобиля Джиованни и тех крошечных объектов внизу, что отживали свое подходящее к концу время прежде, чем раствориться в едком дыму и пламени, стирающем разрушительным "дыханием" все на своем пути. Казалось, лишь на мгновение в ее глазах, вспыхивающих искрами жестокого удовольствия, появилось озадаченное беспокойство, будто навеянное пробудившимся состраданием: неясное, туманное, но проникшее во взор, только он успел ухватиться за едва приметную, движущуюся цель далеко на земле. "Упрямый глупец, хватило бы тебе времени на то, чтобы не попасть под огонь", - мысли эти несколько потревожили ликующую улыбку на обрамленном тенями лице, но буквально на мгновения. Радость победы была слишком велика и приятна, чтобы оставлять за собой хотя бы небольшие шансы ее заглушить. Пусть назойливая тревога иногда пробуждалась вновь, Джессика понимала лучше оставшегося внизу Копа, что в машину не было установлено настоящей бомбы, иначе разрушения оказались бы весьма высокого масштаба, как и его гибель - делом лишь нескольких секунд в этой не прощавшей ошибки вселенной. Механизм, который использовался рокетами для взрыва машины, был создан для применения в определенных ситуациях и не подразумевал собой катастрофических повреждений чужого имущества или человеческих смертей. Лишь только вынужденную угрозу их физическому и моральному состоянию, но "Команду Ракета" редко интересовали подобные пустяки. Иначе зачем бы они решили выставлять в автомобиле таймер?
Никто не мог бы усомниться в том, что у людей Джиованни была склонность к театральности, любви к недешевым эффектам, с которыми они выходили победителями при отсутствии рядом имевших непреодолимую тягость к геройству тренеров и других назойливых личностей. Таков был их стиль - своего рода фишка. И дуэт, к их несчастью, слишком часто промахивался в балансе между выигрышем и поражением, преимущественно за счет своей любви к красоте живых эмоций. Что делать - они любили играть с победой, а не добиваться ее силой. В этом была их маленькая слабость, но разве может душа противостоять красоте губительной картины, подобной той, которая открылась перед взором девушки? Ее не могла, но и не желала. Воровка с нескрываемым восхищением во взоре наблюдала за языками пламени далеко внизу, ощущая, как к ней подкрадывается едкий смрад улицы, пропитанный гарью и копотью.
Видя последствия собственных действий, Джессика нередко сравнивала этот пожар с собственным существованием в этом мире - быстро вспыхивающей временами, но столь же скоро гаснущей после очередного поражения. Однако каждый из проигрышей становился лишь началом нового пути, оставляя за собой не шрамы, но закал и лишь большее желание вырвать победу у счастливого конкурента.
- "Мы, как птицы. Падаем лишь за тем, чтобы воспарить на крыльях".
Воровка тихо засмеялась, неосознанно потянувшись рукой к ладони Джеймса: та была теплой, согревающей озябшие пальцы. Среди холода улицы тепло ощущалось особенно сильно. "Теплая, как и он сам", - подумала вдруг Джесси, невольно продолжая улыбаться на пороге нового дня. Окажись она здесь одна, радость не столь сильно переполняла бы ее душу. Лишь только рядом с Джеймсом она считала, что эти глупости имеют свой смысл - порой ей было просто приятно видеть его счастливое, временами по-детски искреннее лицо. Казалось, в такие мгновения ее собственные черты тоже становились несколько мягче, приветливее и спокойнее, будто от невероятного осознания того, что, однажды потеряв в детстве всю свою семью, она все же смогла обрести ее вновь. У Джессики никогда не было кровного брата, как и не оставалось надежды когда-нибудь почувствовать, какого это, но порой она начинала думать, что, узнай она обратное в один прекрасный день, то непременно увидела бы в этой роли Джима. Да, они не были детьми одной матери, только Джесси, казалось, все равно на подобную нелепую формальность. Ведь они были вместе, не разлей вода, да оставались так похожи, словно их скрепила сама природа... Если уж не близнецами, так братом и сестрой они наверняка бы были - не отличишь...
- Знаешь, нам хорошо влетит от Босса.
- Ты же понимаешь, что меня это не волнует, - шепнула она в ответ.
-"Быть может, в прошлой жизни ты и был моим братом", - подумала преступница, с улыбкой взглянув на вставшего перед ней в легком наклоне парня, держащего тонкий стебель розы, чьи алые лепестки нежно касались его кожи. Страсть к яркому торжеству вновь пробудилась в Джессике, которая тут же последовала за немым приглашением к танцу, неспешно шагнув вперед и положив свою ладонь на плечо Джеймса. Девушка не видела ничего прекраснее танца - легкого, полного страсти к своему делу и силы эмоций, которые окутывали каждый их шаг - быстрый, грациозный. Прогулка вдоль небольшого ограждения, резкая смена положения, и девушка, придерживаемая своим партнером по танцу у самого края, едва опустила плечи назад, склонив свою голову навстречу лучам всходящего над крышами небоскребов солнца. Волосы ее волнами ложились на плечи, спадая вниз, но с каждым новым поворотом вновь в легком, дрожащем движении следовали за своей хозяйкой. Скачки у самого конца пути, за которыми была лишь пустота, прерывающиеся объятия в круговом движении вокруг своей оси, ее тонкие руки, застывающие в воздухе раскрытым веером - то был их танец. Точность, легкость и полет души создавали необыкновенные мгновения счастья. Достаточно было лишь видеть счастье в его взгляде и понимать, что настал торжественный финал - и здесь, пусть и неслышно, но в ее душе звучал последний аккорд, торжественный, вскипающий молодой кровью. Джессике нравился этот полет - больше погони и победы, всего, что существовало для нее на свете. Сейчас она чувствовала себя свободной, способной не сравнить себя с птицей, но стать ею, такой вольной, быстрой и неподвластной никому.
Тонкий носок ее черных сапог осторожно коснулся обуви Джеймса, когда девушка выгнула спину и опустилась на оказавшейся позади и ставшей опорой ноге почти до земли, придерживаемая лишь стоящим над ней парнем, чьи лавандовые волосы растрепались от быстрого танца.
- Это было..., - начала она, но тут же замерла, как громом пораженная, невольно выпустив ладони Джеймса из своих рук. Упав спиной на землю, девушка поспешила вскочить, даже не подумав стряхнуть пыль с одежды. Ее некогда грациозная поза едва ссутулилась, руки приняли настороженную позицию, будто кошачьи лапы с когтями, готовые отразить невидимый удар. Во всем состоянии Джесси чувствовалось удивление, ощущалась разбитость и остервенелость. Хватило лишь одного взгляда на Копа, чтобы забыть свою радость. Она так жаждала этой победы - той, что мгновение назад рассыпалась в прах. Из-за него!
Ее лицо начинало преображаться, приобретать гневные черты.
- Ах ты, наглец живучий, - прошипела девушка, изо всех сил пытаясь вырвать руку из хватки Джеймса, пытающегося удержать ее от глупых надежд на противостояние, - Мог бы для приличия хотя бы раз отступить с миром, но нет... Слишком высокого мнения о себе! Сколько же твоему жестокому, голодному до поимки преступников нутру платят за такую преданность?
Наконец, быть может неожиданно даже для себя, девушка поняла, что свободна. То ли своим резким движением, то ли воспользовавшись мгновением, пока напарник отвлекся на ее речь, воровка высвободила свое запястье из его хватки и, как разъяренная дикая куница, понеслась на полицейского, не задумываясь о смелости и безумии своего поступка. Она занесла свою руку в приступе отчаяния и, быть может решив, что подобных действий от нее противник не ждет, постаралась ударить Копа, но, увы, кулак ее с болью встретил на своем пути блок, будто угодил в каменную стену. Вдоль правого предплечья девушки проскочила острая вспышка боли, и в то же мгновение вторая рука, которая моментально поднялась вверх, словно по указке, прошла мимо блокирующей предыдущий долгий замах ладони Копа и со всей силы, на какую только была способна, нанесла удар. Едва задев подбородок, Джессика непреднамеренно попала полицейскому в основание шеи - в короткий промежуток между ключицей и грудиной.
В тот же миг, срываясь на крик, ее голос, звучащий угрожающе едко и почти громогласно, будто исходящий от валькирии или сирены, готовой разорвать чужую плоть, прорезал воздух, желая подкрепить действия словом:
- Если тебе показалось мало, я лично скину тебя вниз, мерзавец, и ты пожалеешь, что только посмел забраться на эту крышу!
Отредактировано Jessie (19.03.2016 20:58:32)
